К чему может привести случайное упоминание Боба Марли перед парами^^
Канде Сато не любит весну, города и утро, и особенно – небо, чужое в бетонной чаще. Он, спокойствия ради, проснувшись, читает сутры, но из урны смеются осколки разбитых чашек.
Он почти благодарен орущему Бобу Марли, что к нему долетает сквозь комнаты две по трубам… Сато резко выходит из сна, где по белой марле растекается солнце над теплым соседа трупом.
Канде год разведен, но с женою почти что дружен: иногда навещает рассадник ее раффлезий, и «не слышит», как Юки его называет «мужем», и – как очень заботливый друг – никуда не лезет.
Сато любит работу редактора, кексы, данго, отсыпается в ветках метро – как большая птица. А за стенкой живет англичанин, что прозван «Танком» (так сказал ошибившийся – пятый! – разносчик пиццы).
После трудной недели – сидит за большим котацу. Шум и хриплые окрики в штатном звучат режиме, но в двенадцать стихают: соседи идут кататься… И поэтому Сато почти ненавидит Джимми.
Канде терпит, молчит, только глубже забрался в панцирь, ибо знает, что дом отзывается каждой аркой, когда клавиши вдруг попадают под кисть британца… а внутри у него занимается светом «Ларго».
Сато любит романы великих и мрачных русских, кофе с кругом лимона (и даже чуть-чуть зависим) и глубокие вырезы в каждой четвертой блузке… и не любит писать анонимных серьезных писем.
Как-то утром ему не хватает орущего Марли Боба, и в затылке его тишина прокатилась сигналом гонга… В новостях слишком много людей в медицинских робах. И знакомая кисть. И закрыто метро «Роппонги».
Через ночь его стены трясет от чужого рока, и обычный редактор улыбчивый Канде Сато виски шепчет, что он ненавидит свой дар пророка… но безмолвны стаканы с разводами конденсата. 31.03.2014